Обычно все, кому случается близко увидеть цаплю, говорят потом о ее «злом», неприятном взгляде, производящем отталкивающее впечатление. И впечатление это не рассеивается, а скорее, наоборот, усиливается при дальнейшем знакомстве с этой птицей. Цапли, с нашей человеческой точки зрения, действительно весьма неприятные существа.
В биологии всех цапель много общего. Поэтому, прежде чем приступить к описанию отдельных видов, есть смысл коротко рассказать о тех чертах в жизни этих птиц, которые являются более или менее общими для всех них.
Подробный очерк биологии цапель дан А. Н. Ромашовой на основании систематических наблюдений в Астраханском заповеднике. В этом заповеднике все виды цапель строят гнезда из сухих прутьев, выстилая лоток листьями и стеблями камыша или (реже) рогоза. В других местах, гнездясь среди обширных камышовых зарослей, цапли делают гнезда и из одного камыша. Многие птицы используют при постройке гнезд готовый материал расположенных по соседству старых гнезд. Некоторые в отсутствие хозяев крадут сучья из чужих гнезд.
Добывание материала для гнезда, вообще говоря, лежит на самце, но иногда в этом деле принимает участие и самка.
Обычно же самец несет ветки самке, которая аккуратно, примеряя каждую ветку к различным местам, укладывает их в свое гнездо, стараясь сделать постройку как можно прочнее.
Насиживают члены пары по очереди, сменяясь два-три раза в день, причем свободная птица или улетает на кормежку, или отдыхает где-нибудь около гнезда. В течение дня у всех цапель бывают более или менее совпадающие периоды покоя и оживления. В общем птицы летают на кормежку два раза в день: утром с пяти-шести до девяти часов и вечером между тремя и шестью. Прилетев с кормежки, цапля сразу сменяет сидящую на гнезде, но та улетает не сразу и иногда часами сидит на ветвях у гнезда. Смена всегда сопровождается различными у каждого вида цапель криками. В остальное время птицы сидят тихо, поднимая крик только при приближении к гнезду чужих, которых они всегда стараются отогнать, не сходя с гнезда.
Вообще цапли кричат обычно, лишь прилетая в колонию, как бы приветствуя друг друга, и во время драки. Криков же, предупреждающих об опасности, — в полную противоположность всем другим колониально гнездящимся птицам — у цапель никогда слышать не приходилось.
В конце периода насиживания свободные птицы летают кормиться на берега водоемов, где рассаживаются поодиночке и ловят рыбу, а насытившись, спешат вернуться к гнезду. Этот период самый спокойный в жизни цапель. Поводов для драк мало, нападения ворон на гнезда с целью похищения яиц тоже становятся более редкими, так как птицы теперь почти не покидают гнезд, неохотно слетая даже при приближении человека.
В биологии всех цапель много общего. Поэтому, прежде чем приступить к описанию отдельных видов, есть смысл коротко рассказать о тех чертах в жизни этих птиц, которые являются более или менее общими для всех них.
Подробный очерк биологии цапель дан А. Н. Ромашовой на основании систематических наблюдений в Астраханском заповеднике. В этом заповеднике все виды цапель строят гнезда из сухих прутьев, выстилая лоток листьями и стеблями камыша или (реже) рогоза. В других местах, гнездясь среди обширных камышовых зарослей, цапли делают гнезда и из одного камыша. Многие птицы используют при постройке гнезд готовый материал расположенных по соседству старых гнезд. Некоторые в отсутствие хозяев крадут сучья из чужих гнезд.
Добывание материала для гнезда, вообще говоря, лежит на самце, но иногда в этом деле принимает участие и самка.
Обычно же самец несет ветки самке, которая аккуратно, примеряя каждую ветку к различным местам, укладывает их в свое гнездо, стараясь сделать постройку как можно прочнее.
Насиживают члены пары по очереди, сменяясь два-три раза в день, причем свободная птица или улетает на кормежку, или отдыхает где-нибудь около гнезда. В течение дня у всех цапель бывают более или менее совпадающие периоды покоя и оживления. В общем птицы летают на кормежку два раза в день: утром с пяти-шести до девяти часов и вечером между тремя и шестью. Прилетев с кормежки, цапля сразу сменяет сидящую на гнезде, но та улетает не сразу и иногда часами сидит на ветвях у гнезда. Смена всегда сопровождается различными у каждого вида цапель криками. В остальное время птицы сидят тихо, поднимая крик только при приближении к гнезду чужих, которых они всегда стараются отогнать, не сходя с гнезда.
Вообще цапли кричат обычно, лишь прилетая в колонию, как бы приветствуя друг друга, и во время драки. Криков же, предупреждающих об опасности, — в полную противоположность всем другим колониально гнездящимся птицам — у цапель никогда слышать не приходилось.
В конце периода насиживания свободные птицы летают кормиться на берега водоемов, где рассаживаются поодиночке и ловят рыбу, а насытившись, спешат вернуться к гнезду. Этот период самый спокойный в жизни цапель. Поводов для драк мало, нападения ворон на гнезда с целью похищения яиц тоже становятся более редкими, так как птицы теперь почти не покидают гнезд, неохотно слетая даже при приближении человека.
К спрятавшемуся в засаде наблюдателю цапли привыкают быстро, продолжая, однако, следить за ним. Каждое его движение заставляет их настораживаться. На звуки же птицы реагируют весьма слабо: в засаде можно не только разговаривать, но и петь, и даже кричать — обитатели колонии не проявят ни малейшей тревоги, лишь бы только человек при этом не шевелился.
У разных пар одного вида можно производить любую перекладку яиц из одного гнезда в другое — птицы этого не замечают. Если число яиц уменьшить вдвое, цапля продолжает кладку, пока в гнезде не окажется нормальное число яиц. Если, наоборот, число яиц увеличить, подложив из другого гнезда, птица спокойно продолжает насиживать.
Кормление птенцов производится два-три раза в день, причем родители всегда подлетают к гнезду с характерным криком, на который птенцы отвечают писком и движением в гнезде. Замечательно, что даже маленькие птенцы отличают голос родителей от голоса чужих цапель. Первое время после вылупления птенцов в гнездах почти не видно. Они целые дни спят в глубине лотка, заявляя о своем существовании лишь при появлении родителей с кормом. Поев, сразу прячутся снова. Старые птицы в это время становятся особенно подозрительными и беспокойными и с ожесточением набрасываются на каждого, кто приближается к гнезду. Вороны, которые все время держатся в колониях, надеясь схватить маленького птенца, вызывают всеобщее ожесточение. Завидев подлетевшую ворону, старые цапли злобно шипят и вытягивают шеи, а некоторые гоняются за воронами. Птенцы постарше пробуют защищаться сами, встречая ворону шипеньем и щелканьем клюва. К чужим птенцам цапли всех видов, кроме кваквы, относятся враждебно.
Птенцы очень рано обнаруживают стремление выбраться из гнезда на ветви гнездового дерева, и это стремление обходится цаплям очень дорого. Едва окрепнувшие птенцы, перебравшись на ветви, двигаются с трудом, неумело и часто срываются в стоящую под деревьями воду. В больших, плотно заселенных колониях в этот период погибают сотни птенцов. Но как только птенцы научатся лазить по деревьям, они уже целые дни проводят на ветвях, возвращаясь в гнездо лишь на кормежку и ночевку.
Первое время молодые держатся семьями, но постепенно объединяются с другими такими же семьями, а как только научатся достаточно хорошо летать, старые цапли совсем бросают детей, соединяются в стаи и держатся отдельно от молодых до самого отлета, обычно уже в колонию совсем не возвращаясь.
Так проходит жизнь цапель, в том числе и белой, в Астраханском заповеднике, где все птицы находятся под строгой охраной. В иных условиях она может скалываться, конечно, несколько иначе, но в основном картина будет приблизительно та же.
У разных пар одного вида можно производить любую перекладку яиц из одного гнезда в другое — птицы этого не замечают. Если число яиц уменьшить вдвое, цапля продолжает кладку, пока в гнезде не окажется нормальное число яиц. Если, наоборот, число яиц увеличить, подложив из другого гнезда, птица спокойно продолжает насиживать.
Кормление птенцов производится два-три раза в день, причем родители всегда подлетают к гнезду с характерным криком, на который птенцы отвечают писком и движением в гнезде. Замечательно, что даже маленькие птенцы отличают голос родителей от голоса чужих цапель. Первое время после вылупления птенцов в гнездах почти не видно. Они целые дни спят в глубине лотка, заявляя о своем существовании лишь при появлении родителей с кормом. Поев, сразу прячутся снова. Старые птицы в это время становятся особенно подозрительными и беспокойными и с ожесточением набрасываются на каждого, кто приближается к гнезду. Вороны, которые все время держатся в колониях, надеясь схватить маленького птенца, вызывают всеобщее ожесточение. Завидев подлетевшую ворону, старые цапли злобно шипят и вытягивают шеи, а некоторые гоняются за воронами. Птенцы постарше пробуют защищаться сами, встречая ворону шипеньем и щелканьем клюва. К чужим птенцам цапли всех видов, кроме кваквы, относятся враждебно.
Птенцы очень рано обнаруживают стремление выбраться из гнезда на ветви гнездового дерева, и это стремление обходится цаплям очень дорого. Едва окрепнувшие птенцы, перебравшись на ветви, двигаются с трудом, неумело и часто срываются в стоящую под деревьями воду. В больших, плотно заселенных колониях в этот период погибают сотни птенцов. Но как только птенцы научатся лазить по деревьям, они уже целые дни проводят на ветвях, возвращаясь в гнездо лишь на кормежку и ночевку.
Первое время молодые держатся семьями, но постепенно объединяются с другими такими же семьями, а как только научатся достаточно хорошо летать, старые цапли совсем бросают детей, соединяются в стаи и держатся отдельно от молодых до самого отлета, обычно уже в колонию совсем не возвращаясь.
Так проходит жизнь цапель, в том числе и белой, в Астраханском заповеднике, где все птицы находятся под строгой охраной. В иных условиях она может скалываться, конечно, несколько иначе, но в основном картина будет приблизительно та же.
Основное отличие белой цапли заключается в том, что в результате длительного беспощадного преследования со стороны человека эта великолепная птица всюду была на границе полного истребления, да и теперь еще вне заповедников встречается редко, причем отличается крайней осторожностью и, конечно, не поддается таким наблюдениям, какие были возможны в Астраханском заповеднике.
Чему же обязана белая цапля своей печальной судьбой? Прежде всего своей красоте и царившей некогда на всем земном шаре моде, требовавшей украшения дамских костюмов, шляп и причесок перьями белой цапли, так называемыми «эгретками» или «эспри». Во имя этой моды и началось повсеместное, ничем не ограничиваемое истребление белой цапли в погоне за действительно необыкновенно красивыми перышками, вырастающими весной у нее на спине и сохраняющимися затем до начала лета. Эти перышки — брачное оперение белой цапли; таким образом, охота на нее производилась как раз во время забот птиц о потомстве и потому была особенно губительна по своим последствиям.
Прославленные «эгретки» представляют собою небольшие пучки особого строения снежно-белых перьев, у которых длинные бородки растут на стержне пера сравнительно редко и не скреплены друг с другом, как у обычных перьев, а расположены отдельно, благодаря чему длинные гибкие стержни перьев и сами бородки легко колышутся в разные стороны при малейшем движении того, кто их носит. На живой птице этот брачный наряд производит впечатление легкой, прозрачной кружевной накидки и очень украшает белую цаплю.
Всесильная мода создает спрос на рынке, а навстречу спросу идет предложение. И не было такого глухого уголка на земле, где бы ни принялись ожесточенно преследовать несчастную птицу.
Я не знаю, как велось преследование белой цапли на Западе, приведу поэтому только два примера, для того чтобы показать, сколько энергии и труда затрачивалось на эту охоту у нас.
В. Н. Бостанжогло так пишет об охоте на белую цаплю в низовьях Урала: «Ни одна птица не служит предметом таких вожделений, не заставляет так томительно биться сердце промышленника, как белая цапля. В преследовании ее он не ограничивается кропотливым обшариванием самых недоступных топей, пропадая целыми сутками в непролазных камышах, но спускается на крошечной лодке на многие десятки верст вдоль берега в море и часто оказывается при этом в критическом положении среди вязкой тины и обнаженных песков, в тщетном ожидании прибыли воды, чтобы сдвинуться с места. Для поимки ценной птицы изощряется вся изобретательность и пускаются в ход все способы лова. В окрестностях Гурьева додумались даже до стрельбы на приманку, для чего грубо сделанное чучело белой цапли ставится в подходящих местах недалеко от притаившегося стрелка. Не трудно представить себе, какой дозой терпенья должен запастись этот последний при крайней редкости птицы».
Чему же обязана белая цапля своей печальной судьбой? Прежде всего своей красоте и царившей некогда на всем земном шаре моде, требовавшей украшения дамских костюмов, шляп и причесок перьями белой цапли, так называемыми «эгретками» или «эспри». Во имя этой моды и началось повсеместное, ничем не ограничиваемое истребление белой цапли в погоне за действительно необыкновенно красивыми перышками, вырастающими весной у нее на спине и сохраняющимися затем до начала лета. Эти перышки — брачное оперение белой цапли; таким образом, охота на нее производилась как раз во время забот птиц о потомстве и потому была особенно губительна по своим последствиям.
Прославленные «эгретки» представляют собою небольшие пучки особого строения снежно-белых перьев, у которых длинные бородки растут на стержне пера сравнительно редко и не скреплены друг с другом, как у обычных перьев, а расположены отдельно, благодаря чему длинные гибкие стержни перьев и сами бородки легко колышутся в разные стороны при малейшем движении того, кто их носит. На живой птице этот брачный наряд производит впечатление легкой, прозрачной кружевной накидки и очень украшает белую цаплю.
Всесильная мода создает спрос на рынке, а навстречу спросу идет предложение. И не было такого глухого уголка на земле, где бы ни принялись ожесточенно преследовать несчастную птицу.
Я не знаю, как велось преследование белой цапли на Западе, приведу поэтому только два примера, для того чтобы показать, сколько энергии и труда затрачивалось на эту охоту у нас.
В. Н. Бостанжогло так пишет об охоте на белую цаплю в низовьях Урала: «Ни одна птица не служит предметом таких вожделений, не заставляет так томительно биться сердце промышленника, как белая цапля. В преследовании ее он не ограничивается кропотливым обшариванием самых недоступных топей, пропадая целыми сутками в непролазных камышах, но спускается на крошечной лодке на многие десятки верст вдоль берега в море и часто оказывается при этом в критическом положении среди вязкой тины и обнаженных песков, в тщетном ожидании прибыли воды, чтобы сдвинуться с места. Для поимки ценной птицы изощряется вся изобретательность и пускаются в ход все способы лова. В окрестностях Гурьева додумались даже до стрельбы на приманку, для чего грубо сделанное чучело белой цапли ставится в подходящих местах недалеко от притаившегося стрелка. Не трудно представить себе, какой дозой терпенья должен запастись этот последний при крайней редкости птицы».
Другой пример относится к такому глухому в те времена захолустью, как Семиречье в Казахстане и район озера Балхаш. Охоту на белых цапель на Балхаше привили приезжие скупщики: сначала приезжали охотники из городов (не менее чем за несколько сот километров) специально для добычи цапель и, пробыв здесь сезон, уезжали. Но затем они стали поручать добычу цапель для пера местным русским охотникам из поселка Рыбачьего на Ала-Куле и поселка Кара-Чоган на Балхаше. А глядя на последних, стали заниматься охотой и казахи. С этой же целью два года подряд приходил пешком охотник из Семипалатинска, то есть за 500 — 600 километров. Охотники оборудовали большой крытый карбас с достаточным количеством припасов и двумя небольшими плоскодонными лодочками, доставляли этот карбас на лошадях за 300 километров до Илийска, оттуда спускались по Или (еще больше 300 километров) и затем охотились вдоль южного берега Балхаша до восточного его конца, то есть на протяжении около 500 — 600 километров.
Понятно, что после того как человек начал проникать в самые сокровенные и труднодоступные гнездовые убежища белой цапли, птица эта стала быстро исчезать. Здесь небезынтересно привести некоторую цифровую иллюстрацию. В 1912 году агенты скупали знаменитые перья белой цапли по 600 рублей золотом за фунт, то есть по 1 500 рублей за килограмм! Цена, казалось бы, огромная. Но если принять во внимание, что одна цапля дает всего 15—20 перышек, то еще поразительнее покажется другое. Сколько же надо было истребить цапель, что¬бы их перья могли продаваться на фунты?!
Так красивые перышки чуть было не погубили белую цаплю окончательно, и чтобы спасти ее, понадобилось даже издание международного закона, взявшего ее под свою охрану.
При этом она оказалась достаточно жизнеспособной, чтобы начать быстро увеличиваться в численности. На территории Астраханского заповедника, где ко времени Октябрьской революции белая цапля была уже почти полностью уничтожена и где теперь ведется точный учет ее численности, в 1935 году насчитывалось уже 1 070 белых цапель, а к 1939 году число их больше чем удвоилось, достигнув 2 220, и с тех пор продолжает увеличиваться.
Все, кто писал о белой цапле, непременно отмечали ее исключительную осторожность. Это неудивительно: слишком много она натерпелась от человека! Удивительно другое: оказывается, белая цапля отличалась огромной осторожностью еще во времена Прижевальского, который также неоднократно отмечает это ее свойство. Удивительно потому, что тогда она еще не подвергалась преследованиям и не имела оснований бояться человека. Л. М. Шульпин высказал предположение, что, помимо преследования, есть и другая причина осторожности белых цапель. По его мнению, осторожность крупных по размерам диких животных белого цвета объясняется тем, что они при своей резко бросающейся в глаза окраске лишены возможности прятаться и у них выработался иной способ спасения от врагов, а именно: умение замечать их заблаговременно и не подпускать близко. Этому не противоречит тот факт, что там, где цаплю никто никогда не преследовал, как, например, в Пекине, она гнездилась на деревьях в пригороде и даже селилась в бывших Богдыханских парках среди города. В этом случае цапли, гнездившиеся тут сотни, а может быть, и тысячи лет и жившие всегда в полной безопасности, утратили свойственную их виду осторожность.
Понятно, что после того как человек начал проникать в самые сокровенные и труднодоступные гнездовые убежища белой цапли, птица эта стала быстро исчезать. Здесь небезынтересно привести некоторую цифровую иллюстрацию. В 1912 году агенты скупали знаменитые перья белой цапли по 600 рублей золотом за фунт, то есть по 1 500 рублей за килограмм! Цена, казалось бы, огромная. Но если принять во внимание, что одна цапля дает всего 15—20 перышек, то еще поразительнее покажется другое. Сколько же надо было истребить цапель, что¬бы их перья могли продаваться на фунты?!
Так красивые перышки чуть было не погубили белую цаплю окончательно, и чтобы спасти ее, понадобилось даже издание международного закона, взявшего ее под свою охрану.
При этом она оказалась достаточно жизнеспособной, чтобы начать быстро увеличиваться в численности. На территории Астраханского заповедника, где ко времени Октябрьской революции белая цапля была уже почти полностью уничтожена и где теперь ведется точный учет ее численности, в 1935 году насчитывалось уже 1 070 белых цапель, а к 1939 году число их больше чем удвоилось, достигнув 2 220, и с тех пор продолжает увеличиваться.
Все, кто писал о белой цапле, непременно отмечали ее исключительную осторожность. Это неудивительно: слишком много она натерпелась от человека! Удивительно другое: оказывается, белая цапля отличалась огромной осторожностью еще во времена Прижевальского, который также неоднократно отмечает это ее свойство. Удивительно потому, что тогда она еще не подвергалась преследованиям и не имела оснований бояться человека. Л. М. Шульпин высказал предположение, что, помимо преследования, есть и другая причина осторожности белых цапель. По его мнению, осторожность крупных по размерам диких животных белого цвета объясняется тем, что они при своей резко бросающейся в глаза окраске лишены возможности прятаться и у них выработался иной способ спасения от врагов, а именно: умение замечать их заблаговременно и не подпускать близко. Этому не противоречит тот факт, что там, где цаплю никто никогда не преследовал, как, например, в Пекине, она гнездилась на деревьях в пригороде и даже селилась в бывших Богдыханских парках среди города. В этом случае цапли, гнездившиеся тут сотни, а может быть, и тысячи лет и жившие всегда в полной безопасности, утратили свойственную их виду осторожность.
Там, где белые цапли были взяты под охрану, например в Астраханском заповеднике, они тоже стали привыкать к человеку и уже не шарахаются в полном ужасе, если случайно налетят на спрятавшегося наблюдателя, как это бывало раньше. Но и до сих пор они остаются самыми осторожными из всех живущих в заповеднике птиц. Однако гнездятся они тут уже и на деревьях, как и другие цапли, то есть более или менее на виду. Впрочем, в выборе места гнездования они здесь менее разборчивы, чем серые цапли, и их гнезда можно находить и на высоких и на низких деревьях, и на кустах ивы, и, наконец, прямо в камыше.
Вне территории заповедников они селятся исключительно среди крайне труднодоступных или вовсе недоступных обширных камышовых зарослей; причем очень часто поселяются даже не обществами, а одиночными парами. Возможно, впрочем, что в результате прекращения преследования они и в таких местах уже размножились и стали объединяться для колониального гнездования. Но прямых наблюдений в этом направлении за последнее время нет.
Летает белая цапля лучше и свободнее серой. Но взлетает и она неуклюже, болтая в разные стороны ногами, вытянув вперед шею и как-то виляя в воздухе. Поднявшись над камышами, она выравнивает свой полет и летит хотя и не быстро, но плавно, как бы плывя по воздуху. Она мерно взмахивает крыльями, держа шею закинутой на спину, так что вперед выставляется только голова с длинным клювом и зобом, а сзади вытянуты длинные ноги.
Очень красивую картину представляет группа белых цапель, кормящихся на Мел-кой воде. Медленно шагая, внимательно высматривая перед собой добычу, они яркими серебряно-белыми пятнами выделяются на зеленом фоне окружающих камышей.
Интересное, довольно своеобразное упоминание о цаплях я встретил в одном рассказе Н. С. Лескова. Там старый офицер, вспоминая о своем пребывании в Молдавии, рассказывает о том впечатлении, которое на него произвели цапли: «И что еще удивило нас, как тут много цапель, точно со всего света собраны. Которая летит, которая в воде на одной ножке стоит. Терпеть не могу, где множится эта фараонская птаха: она имеет что-то такое, что о всех египетских казнях напоминает». И, пожалуй, действительно, как ни красива белая цапля, но взгляд и у нее очень неприятный и какой-то злобный; о серой же и говорить нечего.
Распространение белой цапли крайне широко: Юго-Восточная Европа, Африка к югу от Сахары, Мадагаскар, Азия на север до Аральского моря, озера Зайсан, северо-западной , Монголии, южного Забайкалья и Амура; Индонезия, Австралия, Новая Зеландия, Антильские острова, Америка от южных штатов до Патагонии.
Вне территории заповедников они селятся исключительно среди крайне труднодоступных или вовсе недоступных обширных камышовых зарослей; причем очень часто поселяются даже не обществами, а одиночными парами. Возможно, впрочем, что в результате прекращения преследования они и в таких местах уже размножились и стали объединяться для колониального гнездования. Но прямых наблюдений в этом направлении за последнее время нет.
Летает белая цапля лучше и свободнее серой. Но взлетает и она неуклюже, болтая в разные стороны ногами, вытянув вперед шею и как-то виляя в воздухе. Поднявшись над камышами, она выравнивает свой полет и летит хотя и не быстро, но плавно, как бы плывя по воздуху. Она мерно взмахивает крыльями, держа шею закинутой на спину, так что вперед выставляется только голова с длинным клювом и зобом, а сзади вытянуты длинные ноги.
Очень красивую картину представляет группа белых цапель, кормящихся на Мел-кой воде. Медленно шагая, внимательно высматривая перед собой добычу, они яркими серебряно-белыми пятнами выделяются на зеленом фоне окружающих камышей.
Интересное, довольно своеобразное упоминание о цаплях я встретил в одном рассказе Н. С. Лескова. Там старый офицер, вспоминая о своем пребывании в Молдавии, рассказывает о том впечатлении, которое на него произвели цапли: «И что еще удивило нас, как тут много цапель, точно со всего света собраны. Которая летит, которая в воде на одной ножке стоит. Терпеть не могу, где множится эта фараонская птаха: она имеет что-то такое, что о всех египетских казнях напоминает». И, пожалуй, действительно, как ни красива белая цапля, но взгляд и у нее очень неприятный и какой-то злобный; о серой же и говорить нечего.
Распространение белой цапли крайне широко: Юго-Восточная Европа, Африка к югу от Сахары, Мадагаскар, Азия на север до Аральского моря, озера Зайсан, северо-западной , Монголии, южного Забайкалья и Амура; Индонезия, Австралия, Новая Зеландия, Антильские острова, Америка от южных штатов до Патагонии.
Комментариев нет:
Отправить комментарий